Сергей Александрович Никонов об освоении русского Севера: «Кто в море не ходил, тот Богу не маливался»
- GoArctic
- 12 мая 2020
4964
Сегодня быть хозяином в Арктике мечтают многие. Россия, США, Канада, Норвегия, Исландия, Дания, Швеция, Китай, Индия, даже Польша с Испанией — вот неполный список претендентов на кусок «арктического пирога». Всех интересуют залежи полезных ископаемых, а также возможность пользоваться важнейшими транспортными маршрутами — Северным морским путем и Северо-Западным проходом, который соединяет Атлантический и Тихий океан.
Кстати, именно природные богатства когда-то привели на Мурманский берег и архипелаг Новая Земля промышленников. Но в каком году это случилось, до сих пор доподлинно неизвестно.
«Дело в том, что мы располагаем письменными источниками, которые фиксируют существующее явление, не давая ответа на вопрос, когда оно возникло, — по просьбе GoArctic рассказывает доцент кафедры истории и права Мурманского арктического государственного университета, д.ист.н. Сергей Никонов. — Так, промысел на Мурманском берегу существовал уже в первой половине XVI в., о чем свидетельствуют данные как русских, так и европейских источников. Промысел на Новой Земле впервые в письменных источниках фиксируется англичанами, искавшими в 1550-е гг. путь в восточные страны через воды Арктики. Но упоминание в ряде русских источников 1540-х гг. продуктов моржового промысла говорит о том, что на Новой Земле хозяйственная деятельность началась значительно раньше».
По словам ученого, серьезную помощь в реконструкции начальных этапов промыслового освоения Европейской Арктики могла бы внести археология.
«К сожалению, на побережье Баренцева моря, если исключать памятники эпохи каменного века, промысловая колонизация практически не изучалась, — поясняет доцент МАГУ. — Исключение составляют исследования ленинградских/петербургских ученых, работавших в 1980-х—1990-х гг. на территории губы Дворовой (между устьями р. Восточная Лица и Дроздовка), где были выявлены остатки жилищ промышленников, датируемых XVII—XVIII вв. В этом году группа петербургских археологов под руководством Е. М. Колпакова планирует вести работы на р. Харловка, где также в течение нескольких столетий, с XVI до начала XX в., поморами велся промысел трески и палтуса. Надеюсь, что эти «точечные» работы получат свое продолжение и приведут к более масштабным археологическим изысканиям».
О зарождении промыслов
В апреле 2020 года стало известно о том, что Сергей Никонов выиграл издательский грант Российского фонда фундаментальных исследований на публикацию своей монографии. Научный труд доцента получил название «Кто в море не ходил, тот Богу не маливался»: промысловая колонизация Мурманского берега и Новой Земли крестьянами и монастырями Поморья в XVI—XVIII вв.». Ученый посвятил работу проблеме освоения отдаленных районов Европейской Арктики — Мурманского берега и архипелага Новая Земля — крестьянами и монастырями в XVI—XVIII вв.
«Ведущую роль в процессе колонизации все же играли крестьяне, — комментирует Сергей Никонов. — Монастыри начали втягиваться в промысел несколько позже. Так, к примеру, монастыри Кольского уезда начали промысел на Мурманском берегу во второй половине XVI в., монастыри из других районов Русского Севера — во второй половине XVII в. На Новой Земле хозяйственная деятельность монастырей ограничивалась второй половиной XVII — началом XVIII в., в то время как крестьянский промысел продолжал развиваться и позже, в XVIII—XIX вв.».
Предпосылок к развитию промыслов, по словам доктора исторических наук, было несколько.
«Во-первых, колонизация районов Русского Севера (побережья Белого моря, р. Двины, Мезени, Пинеги, Кольского полуострова), начавшаяся еще в период средневековья, — объясняет ученый. — Без освоения этих районов последующее продвижение к местам промыслов в Европейской Арктике было бы невозможным. Во-вторых, складывание особого типа хозяйства Русского Севера, в котором ведущую роль играли промыслы — солеварение, добыча рыбы и морского зверя. В-третьих, формирование рынков региональных, куда поступала продукция промыслов, и международных — побережье Баренцева моря было местом торговых отношений с европейцами».
О монастырях
В своей монографии Сергей Никонов не рассматривает монастыри как духовные центры — основной акцент сделан на их хозяйственную деятельность, роль в освоении районов Европейской Арктики.
«Но, если попытаться сформулировать, что было привнесено монастырями в этот процесс, то это контроль и учет в деятельности промысловой артели, — объясняет Сергей Никонов. — Особенно ярко эти черты отражаются в хозяйственной документации XVIII в. Соловецкого монастыря. Так, путь на промысел, занятия на становище — промысловой базе на о-ве Кильдин, обращение с предметами промысла (снасти, суда и т. п.), расход продуктов питания — все это подлежало жесткому учету со стороны приставленного к промышленникам монастырского служителя-поверенного. Даже утеря незначительных, на наш взгляд, предметов, например, рыболовных крючков, должна была фиксироваться в специальном документе с объяснением, при каких обстоятельствах это произошло. Также и поведение промышленников, «трудовая дисциплина» жестко регламентировались монастырями. Эти меры имели свой результат: монастырям удалось в течение длительного времени вести хозяйство в отдаленных и безлюдных районах Европейской Арктики. Так, Соловецкий монастырь промысел на Мурманском берегу вел более полутора столетий — с середины XVII до начала XIX в.».
Интересно, что в те далекие времена труд на промысле рассматривался как дело не только материальное, обеспечивающее достаток монастыря и промышленников, но и духовное.
«В документах Соловецкого монастыря регулярно упоминаются святые основатели обители Зосима и Савватий, во славу которых и должны были трудиться промышленниками, — рассказывает доцент МАГУ. — Видимо, это были не пустые слова, а определенная жизненная позиция. Писатель В. И. Немирович-Данченко, побывавший на Соловках в конце XIX в., отмечал, что, по признанию насельников монастыря, «святые Зосима и Савватий невидимо присутствуют. Их не обманешь — все видят. На них ведь работаем, они наши хозяева». Нельзя не обратить внимание и на следующее. Именно благодаря богатству сохранившихся архивных документов целого ряда монастырей Поморья мы имеем представление о развитии не только монастырского, но и крестьянского хозяйства. Дело в том, что документы местных уездных и губернских государственных учреждений, фиксировавшие движение промышленников, учитывавшие объемы отчислений в казну с продукции промыслов, сохранились крайне фрагментарно и способны дать более-менее полное представление только для конца XVIII в. Документы крестьянских архивов и вовсе не дошли до нашего времени. Поэтому исследование монастырских архивов раскрывает совершенно разные грани жизни Русского Севера XVI—XVIII вв., не связанные только с монашеским миром».
О труде и риске
В монографии ученого есть обширная глава, посвященная повседневной жизни промышленников.
«Наверное, два понятия могут определить повседневную жизнь промышленников, рыбаков и зверобоев — труд и риск, — объясняет Сергей Никонов. — Со значительными физическими затратами был связан путь на промысел. Так, на становища (промысловые поселки) Мурманского берега промышленники добирались пешком. Они выходили из своих волостей в конце февраля — марте и шли через всю территорию Кольского полуострова. Тяглая сила — олени и лошади — почти не использовалась, поэтому весь груз приходилось тащить самостоятельно, используя для этого сани. По приходу в становище необходимо было его подготовить к жизни, после чего начинались выходы в море за рыбой. От берега промышленники отъезжали на несколько десятков верст, порою совершая значительные рейды вдоль побережья в поисках «рыбных мест». Добытая рыба обрабатывалась там же, на становище. Весной ее сушили, летом — солили».
По словам ученого, передвижения на значительные расстояния вдоль побережья совершали и промышленники-зверобои на Новой Земле, выискивая лежбища морских млекопитающих — моржей и тюленей. Разделка добычи происходила там же, после чего шкуры и сало доставлялись водным путем к месту жительства промышленников.
«Добыча рыбы и морского зверя была сопряжена с огромным риском: можно было попасть в шторм и утонуть, лодка с людьми могла быть затерта льдами, — комментирует автор монографии. — Труд не исключал разные формы досуга. Так, промышленники Соловецкого монастыря в июне 1735 г., разделывая рыбу на Кильдинском становище, сплетничали, обсуждая поведение одного из членов монастырской братии — келаря Геннадия (в будущем настоятеля обители). Тяжелая физическая работа требовала релаксации, которую мурманские промышленники находили в употреблении алкогольных напитков. В книге я рассматриваю пути проникновения спиртных напитков на Мурман, конфликтные ситуации, возникавшие в результате злоупотребления спиртным».
Зная, сколько трудностей и опасностей таит жизнь вдали от дома, люди продолжали выходить на промысел, и ученый знает, почему.
«Дело здесь в организации экономики, свойственной периоду доиндустриального развития общества в России (до второй половины XIX в.), — объясняет Сергей Никонов. — На территории страны в силу исторических, естественно-географических, социально-экономических причин сложился ряд областей с особым хозяйственным строем. Одной из таких областей был Русский Север, где широкое развитие получили промыслы, складывавшиеся столетиями и определявшие не только жизненный уклад, но и мировоззрение человека. Существование отдельных областей не отменяло их единство в составе государства, о чем говорит наличие политических, культурных, экономических и других взаимосвязей. Развитие капиталистических отношений во второй половине XIX в., сопровождавшееся техническим прогрессом — развитием железнодорожного сообщения, речного и морского пароходства, средств связи, — постепенно начало разрушать сложившийся за столетия промысловый уклад. Так, на Мурманском берегу стали появляться постоянные, а не сезонные населенные пункты, промысел на Новой Земле во второй половине XIX в. начал приходить в упадок, в том числе по причине включения морской акватории архипелага в сферу международной промысловой деятельности: здесь вели промысел норвежцы, стремившиеся вытеснить поморов».
Об уроках на будущее
«Я не склонен искать какие-то уроки в прошлом, способные дать ответ на проблемы сегодняшнего дня, — отвечая на вопрос о том, может ли опыт покорителей суровых широт быть чем-то полезен нам, их далеким потомкам, поясняет Сергей Никонов. — Тем не менее, целый ряд вопросов, связанных с особенностями хозяйственного освоения Россией Европейской Арктики до XIX в., взаимоотношениями русских с коренными народами региона (в нашем случае — саами и ненцами), условиями адаптации к суровым природно-климатическим условиям, наконец, воздействием на экологическую ситуацию, требуют всестороннего изучения. Если же пытаться извлечь какие-то уроки, на что настраивает сформулированный Вами вопрос, то хотелось бы обратить внимание на то, что территории ведения промыслов — Мурманский берег, Новая Земля, а также и ряд других районов — никогда не рассматривались как место жизни, постоянного обитания».
По словам ученого, здесь, на Севере, при экономических и технологических возможностях того времени, можно было заниматься только сезонным промыслом. У попыток адаптироваться на более длительные сроки, как это было с промыслами на Новой Земле и Шпицбергене в XVIII — начале XIX в., когда люди пытались выживать в Арктике круглогодично, успеха не было.
«Беря от природы различные биоресурсы — рыбу, морских млекопитающих — человек оказывался неспособным преодолеть внешние природно-климатические и географические условия: холод, продолжительный период полярной ночи, опасности, подстерегавшие в открытом море и на суше, — объясняет доцент МАГУ. — Следовательно, человек в условиях Арктики всегда будет вынужден приспосабливаться к суровым внешним условиям, но, при этом, надеюсь, не причиняя вреда хрупкой и уникальной экосистеме региона».
Об интересе к теме
Интерес к рассматриваемой в монографии теме возник у ученого в начале двухтысячных.
«Это случилось примерно в 2005—2006 гг., — вспоминает Сергей Никонов. — Первоначально тематика работы была связана с историей монастырей Кольского уезда — Кандалакшского Пречистенского и Троицкого Печенгского. Мое внимание привлекали такие вопросы, как история складывания монастырей, система управления и организации монастырского хозяйства, взаимоотношения с вкладчиками (лицами, передававшими добровольные вклады монастырям). Изучение истории местных монастырей оказалось сопряжено и с публикацией исторических источников, делом, которым я продолжаю заниматься и поныне. В частности, мною был подготовлено несколько изданий: вкладная книга Кандалакшского монастыря, описи имущества Печенгского и Кандалакшского монастырей».
В какой-то момент научный поиск ученого стал перерастать первоначальную проблематику, и в круг его интересов начала входить хозяйственная деятельность других, возникших за пределами Кольского уезда, монастырей.
«Территориальная удаленность этих монастырей не препятствовала занятию различными видами хозяйственной деятельности в поморских волостях на побережье Белого моря, в удаленных местах Европейской Арктики, где не сложилось постоянного населения — на Мурманском береге (побережье Баренцева моря) и архипелаге Новая Земля, — объяснят Сергей Никонов. — Монастыри были не единственными и уж тем более не самыми многочисленными участниками рыболовных и зверобойных промыслов. Ведущую роль играло крестьянство; промыслами также занималось городское и военно-служилое население. Итогом работы стала диссертация, защищенная в 2018 г., на основе которой подготовлена монография, которую мы обсуждаем. При этом, говорить об исчерпанности темы не приходится».
Как считает мурманский ученый, в наши дни открываются новые аспекты проблемы промысловой колонизации Европейской Арктики: роль рыболовных и зверобойных промыслов в развитии регионального рынка Русского Севера и обеспечении потребления крестьянства и монастырей, развитие других районов промысловой колонизации, в частности, Шпицбергена, роль государственных мероприятий в XVIII — начале XIX в., обуславливавших развитие промыслов (система контроля передвижения населения, решение пограничных вопросов на Севере Европы, создание монопольных компаний, привнесение европейских технологий в промысловую деятельность).
«Наконец, совершенно неизученным остается рынок рыбной и зверобойной продукции в XVII — начале XIX в., — продолжает Сергей Никонов. — Дело в том, что добытая продукция имела товарное значение, поступая на рынки крупных северных городов — Архангельска, Великого Устюга, Вологды. Вопрос о том, какова была доля мурманской и новоземельской продукции в общем объеме поставок рыбы, добытой в других местах, требует изучения. Это позволит выйти на ряд проблем общероссийского масштаба: развитие внутреннего рынка страны, динамика развития промыслов в Европейской Арктике».
О книге
Книга, которая выйдет до конца года в петербургском научном издательстве «Нестор-История», сейчас проходит редактуру. Как объяснил автор, для ее названия была выбрана поморская поговорка, которая удачно раскрывает сущность уклада жизни на Севере.
«В свое время, в 2010 г. Европейским университетом в Санкт-Петербурге была издана книга «Море — наше поле», представляющая собой исследование объемов добычи рыбы на Баренцевом и Белом морях, выполненное научным коллективом, — вспоминает мурманский ученый. — В заглавие также была вынесена поморская поговорка, раскрывающая значимость рыбной ловли в жизни крестьян Русского Севера, отождествляющая морской промысел с пахотой. Мною для названия книги также была взята поморская поговорка, но ее смысл, как представляется, глубже раскрывает сущность уклада жизни северного крестьянства и монастырей. Море, обеспечивавшее благосостояние общества, не было «родной» стихией, таило в себе опасность и угрозу. Каждый выход на промысел оборачивался гибелью какой-то части промышленников. Отсюда, с одной стороны, неизбежность труда на море, с другой — опасность не вернуться к родным. Утешением в этой ситуации могла быть только вера».